Актуальные темы
Отнесение
- Details
- Published on Sunday, 09 March 2014 16:18
- Written by Татьяна Волковская
Утарбаев Б. Б.:
— К сожалению, у меня такого учителя не было по русскому языку. Любое правило можно преподать в потребность, не заучивая, а пробуждая именно потребность. Я вспомнил, что на Руси учили читать по Псалтири, а там-то не говорится: это — апостроф, это — еще что-то. Ты не все понимаешь, тебе сразу практика дается, а потом возникает потребность понять почему так, а почему это слово здесь, почему здесь так, а не иначе. Я только сейчас к этому прихожу. Когда у меня возникает вопрос, мне очень хочется в этом разобраться. И потребность возникает. Когда же начинается все по-другому, вот как русский язык в школе я изучал, оно становится трудно восприимчивым. Я полагаю, что я тоже правильно поставил задачу: вначале Евангелие надо полюбить студентам. Потом уже история будет востребована.
То же самое я услышал у Вас — сначала им полюбить надо язык. И Вы действительно, делаете все для того, чтобы они полюбили слово, звучащее на уроке.
Прот. А. Гармаев:
— Через любовь к Богослужению, это очень важно.
Утарбаев Б. Б.:
— И, в конце концов, это Духом Святым все написано. Конечно, это пребольшая радость. К сожалению, я многого не понимаю в Псалтири, когда читаю, хотелось бы, конечно, достичь понимания.
Воротникова Н. П.:
— Ну значит, так Богу надо, чтобы пока ты был на этом уровне.
Утарбаев Б. Б.:
— Такой подход, конечно, мне кажется, — это самое главное. И для меня было вообще открытие, что содержание предмета можно дать в потребность. Только все правила нужно тебе обязательно заучить.
Воротникова Н. П.:
— Просто надо согласиться, смириться, с тем, что есть тайны для тебя. Когда будет момент, Бог Сам тебе все откроет, но пока нужно согласиться. А «Смиренных Господь духом спасает».1 Это ведь тоже воспитание души — согласиться с тем, что тебе непонятно.
Утарбаев Б. Б.:
— Все то, что Вы сейчас сказали, хочу отметить, что это сугубо, может быть, Ваша черта, но именно конкретно с преподаванием она очень хорошо действует, конечно.
Прот. А. Гармаев:
— Эта черта преподавателя, как тот этап его жизненного пути, который оказывается особенно полезным для студента.
Иванов Р. Н.:
— Мне тоже услышалось, что это важно — вот такой семинарско-практический подход к изучению грамматических и орфографических основ языка церковнославянского, а не просто заучивание схем. Грамматика хорошо укладывается в память, когда именно этими правилами пользуешься при обращении с текстами, тем более с Богослужебными текстами, когда уже берешь Богослужебные книги, а потом вникаешь в службу, то сразу идет соединение с Богослужебной жизнью, что очень важно. Конечно, когда вопрос стоит сколько надо времени, чтобы изучить полноту грамматики, то чувствуется, что нужно времени намного больше, чем обычно для заучивания. Надо чтобы были не какие-то отрывки знания языка, а чтобы была полнота знания — такой должна быть продолжительность этого курса. Как слышится, у нас сейчас этого не хватает.
Прот. А. Гармаев:
— Одно дело — постоять на берегу моря и капельки воды ощутить, которые брызнут на тебя. Совсем другое, когда войдешь в море и поплаваешь в нем. А третье — сядешь в корабль и поплывешь за океан, побываешь в буре, всю емкость моря увидишь. Это другая мера времени.
Иванов Р. Н.:
— Много раз говорилось, что у Вас нет цели. Мне кажется, это не совсем правильно. Цель есть, чтобы они изучили сам язык, правила. Потому что Вы много времени уделяете работе с самим человеком через разные разумения. Это хорошо, но полнота изучения самого языка раскрывает само слово, его глубину, гармонию.
Воротникова Н. П.:
— Я просто не сказала, что когда вхожу в класс, вижу глаза, которые на меня смотрят, то я внутренне благодарю Бога, что Он мне доверил этих молодых людей, и я несу за это ответственность. Поэтому все сделаю для того, чтобы он не только язык знал, а чтобы потом добро по жизни понес. Вот это для меня очень важно. Им сейчас это нужно, и что я знаю, я им все отдаю. Я просто живу сейчас ими. И мне доставляет радость, когда они начинают в этом проявляться. «Наставь юношу при начале пути его: он не уклонится от него, когда и состареет». (Притч. 22:6)
Просто, ориентируясь по времени, я не смогла все сказать. А ведь даже алфавит мы изучаем не просто сухо по правилам: аз, буки, веди, а именно углубляясь в такие словосочетания, как, например, глаголь, добро, есть. Я говорю: глаголь, добро, єсть — это же словосочетание в самом алфавите, говорящее, что каждое ваше слово, — глагол — должно быть добрым. Или, например: какw люди мыслете. Этот вопрос задается Богом — как вы мыслите. А каковы мысли — такова и жизнь. Словосочетание я сразу подаю именно так, чтобы человек уже внутренне смотрел, что это не просто какой-то случайный порядок слов, а там смысл заложен в этих словах, даже в буквах.
Прот. А. Гармаев:
— Т. е. самой последовательностью алфавита Господь уже разговаривает с нами и даже заповедует нам?
Воротникова Н. П.:
— Да, там есть все это. Причем, это я говорю просто, как бы между прочим, не навязывая. Но все я не смогла сказать, простите меня.
Прот. А. Гармаев:
— Слушаем отнесение?
Гладкова Л. Г.:
— Меня порадовала такая высокая задача, — ввести в Богослужение, которая поставлена через предмет, как средство. Я прямо внутри замерла, думаю: вот я тоже этого бы хотела. Но так вот устроить занятие, конечно, это еще не в моих силах. И видно, что здесь очень много авторского, просто видно присутствие опыта жизни. Сугубо авторская разработка такого урока — это очень ценно, конечно. Как это описать, как это раскрыть перед другими? Сразу появляется такая мысль. Чтобы кто-то пойти в это мог, чтобы услышали другие люди этот очень ценный, конечно, опыт. И то, что явно воспитательские задачи решаются в ходе урока — это тоже очень важно. И вообще сам урок слышится сакрально, на уровне тайны, где-то даже на грани земного и небесного — что, вообще, конечно, очень высокая цель.
Прот. А. Гармаев:
— Вероятно, это при работе над стихирами?
Гладкова Л. Г.:
— Да, при работе над стихирами, особенно, достигается высота такая, которая нужна людям. В это явно душа-христианка пойдет. Это очень здорово, по крайней мере. Так хотелось бы снова быть учеником, захотелось послушать, побыть на уроке.
Прот. А. Гармаев:
— Действительно, когда мы идем сейчас от преподавателя к преподавателю,- уже мы третьего преподавателя слушаем, — и каждый, оказывается, преподает, с одной стороны, вроде бы имея в руках предмет с конкретным его содержанием и достаточно строгими требованиями именно это содержание преподать. А в то же время, оказывается, что какой преподаватель ни преподает, он всегда особым образом это делает.
В этих действованиях преподавателя, а в данном случае Надежды Павловны, что для меня дорого, это опять же собственная любовь к Богослужению, за которой стоит почти десятилетняя практика ежедневного служения на клиросе: и певчей, и чтецом, и большая часть из этого времени регентом. И поэтому видно не просто механическое пропевание служб, а проникновение в строй жизни Богослужения. И отсюда появившаяся и данная может быть даже и в самой службе, любовь к Богослужению.
Получается, что сама Церковь воспитала эту любовь благодаря такому постоянному служению, хотя и давшему, в конечном итоге, многочисленные мозоли, трудности, но главное, что все-таки произошло — это любовь к Богослужению. Эта любовь к Богослужению сочетается одновременно еще и с любовью к самим людям, которые приходят на занятия. От этой любви хочется заниматься каждым студентом, развивая его в сторону любви к службе. «Любовь братская союз христианский»2 . И две эти любви: — к службе и к самому студенту, они как раз и составляют то бытие преподавателя, которым он являет опять же Церковь.
Надежду Павловну мы уже четвертую слышим, как преподавателя. До этого Любовь Герасимовну мы слушали, и двух предыдущих: Бориса Борисовича, и Александра Борисовича. И везде живое присутствие чада Церкви в Церкви же, т. е. среди своих студентов как чад Церкви, и непременная потребность прийти в единение с ними через заботу, через привлечение их к предмету своей любви к Богослужению.
Одновременно с этим овладение идет еще и самим церковнославянским языком, трудное и долгое изучение его как сугубого предмета. Когда-то Надежда Павловна сама сидела на занятиях по церковнославянскому языку. Впервые став студенткой, она сидела на занятиях Супруна Василия Ивановича, который как раз очень академично преподавал, очень богато, ярко и талантливо, но именно предмет. И, конечно, эта любовь к предмету и знание самого предмета стали в данном случае средством или же пособием для того, чтобы любовь к Богослужению стала бы у новых студентов более глубокой.
Получается, есть некоторая иерархия любви. Любовь к Богослужению — на вершине, вторая любовь — к студентам и любовь к предмету, который уже становится средством для возгревания любви к Богослужению.
Мне думается, что сила этих уроков заключается именно в плодотворности, когда рождается реальный плод — любовь к Богослужению. Одновременно с этим и любовь к самому языку, которым данное Богослужение осуществляется. В этом плане как раз получается полное соответствие с замыслами училища, как училища, предваряющего всякое академическое духовное образование, в которое нельзя войти, мне думается, не имея эту включенность в ткань организма Церкви, включенность в саму Церковь, в само ее Тело. И это включение уже в связи с различными предметами церковными, оно как раз и воспитует душу, как церковную душу сначала. А потом уже в ходе самой практической жизни в Церкви, спустя годы, возникает потребность уже более вникнуть в сам предмет. Тогда появляется образовательный интерес, образовательная потребность, и человек может пойти дальше в семинарию, в академию. Каждый в свою меру и в свою пору. Тогда, когда он для этого созреет.
Конечно, будет еще одна задача определена: мера, в которую удалось все-таки человеку привить вкус к пребыванию в Церкви, как члена ее целостного организма, как клеточки ее тела. В такую меру он и будет оставаться в образовательном процессе живым церковным человеком.
Если же он в суете жизни постепенно как-то растеряет свою церковность, а потом все-таки захочется ему престижности в церковном мире, ради которой сейчас обязательное условие, — закончить семинарию, академию, иметь диплом. Тогда ради этого он пойдет в семинарию и будет там учиться, но, практически, образовательный процесс его перехватит, и уже через это он совсем растеряет свою церковность и перестанет быть членом Церкви, останется только лишь членом ее организации. От организма отойдет, а в организацию не придет. Чтобы этого не произошло с человеком, особая нужна забота, особая любовь именно к службе, любовь к человеку — они здесь первенствуют. И тогда они переживут этот опыт возрастающей любви к предмету, возрастающей любви к самому Богослужению, как к явлению общения с горним миром и с небесною Церковью. Затем они закрепятся еще в укладе жизни училища, в самих Богослужениях, дай-то Бог, чтобы Родион Николаевич продолжал бы закреплять именно это, в эту сторону бы двигал студентов из бытия на церковнославянском языке. И не теряли бы церковности в ходе, допустим, алтарного служения, в ходе клиросного служения. Осваивая их, продолжали бы оставаться в этой любви.
Конечно, вот такой опыт училищного пребывания, училищного уклада становится необходимым для любого церковного человека, неважно при этом, пойдет ли он дальше в семинарию, или не пойдет, будет ли дальше осваивать на профессиональном уровне те или иные церковные служения или нет.
Этот базис воцерковления необходимо всем пройти. Этому и служит наше училище, как среднее учебное заведение, которое не ставит задачей своей образование как таковое, а ставит своей задачей, прежде всего воспитание. Эту задачу воспитания как раз Надежда Павловна сейчас и выполняет.
Второй момент. Мне хотелось бы отметить, что каждый преподаватель училища, будучи живым членом Церкви, остается в своей поре любви к той части церковного бытия, которую он сейчас проходит. И поэтому ценность вообще нашей жизни в том, что мы любящими Церковь, приходим на занятие.
В этой своей любви свободные, мы можем в ней именно осуществляться, никто не требует менять строй и характер присутствия на уроке. Как можно полнее присутствуя, как церковный человек, а какая часть тебя в твоей церковности сейчас на твоем жизненном пути развивается, как особая любовь. Это важно, как предметная сторона, в которой ты действуешь, но в плане сути, в плане воцерковления ближних и тебя в Церкви сейчас пребывания, и вообще пребывания всех — это как раз важнее, это сторона как раз является существенной.
Ну и, конечно же, все они счастливы. Я постоянно говорил всем студентам: какие же вы счастливые, что вы можете побывать на разных предметах. Вот я не могу этого пережить. Я не хожу из урока в урок на разные предметы, чтобы побыть с разными преподавателями, и от каждого из них пережить ту частичку их жизненной любви, которую они на своем жизненном пути сейчас проходят, и при этом они имеют возможность эту любовь и проявлять, и в нее вводить, и в ней пребывая, звать других. Какое это счастливое время, какая это счастливая пора для самого преподавателя, а одновременно и воспитателя. Воспитующий преподаватель! Какая это возможность вообще для всех студентов — такое соприкосновение, такое вхождение и пребывание в Церкви.
Ну, и вторая мысль, что каждый при этом пребывает в какой-то определенной поре своей любви к Церкви, которая потом может поменяться. Студенты одного потока, что-то взяли с этим преподавателем, одну любовь в Церкви. А другой поток, придя к этому же преподавателю, может оказаться совсем в другой области Церкви, которую данный преподаватель уже любит в силу пребывания во второй поре. Так, что вполне возможно, что Надежда Павловна на каком-то этапе снова вернется к предмету, и начнется уже пребывание в предмете, но с привлечением всей любви к Богослужению и любви к самим студентам. Такой, возможно, будет период, хотя жизненные пути кто может вперед определить? Только Господь.